Формирование философии Возрождения представляет собой сложный историко-культурный процесс, уходящий корнями в позднее Средневековье. Этот переходный период, охватывающий XIV–XVI века, характеризуется не столько резким разрывом с предшествующей традицией, сколько её глубокой трансформацией под влиянием новых социальных и интеллектуальных запросов. Как отмечается в исследовании «Философия эпохи Возрождения», ключевым фактором стало постепенное ослабление догматического контроля церкви над духовной жизнью, что создало пространство для свободного философского поиска. Возрождение интереса к античному наследию, прежде всего к платонизму, стоицизму и эпикуреизму, выступило не просто возвращением к прошлому, а инструментом для построения новой картины мира. Центральной предпосылкой ренессансного мышления стал антропоцентрический поворот, выразившийся в знаменитом тезисе Пико делла Мирандолы о достоинстве человека. Человек более не воспринимался исключительно как греховное существо, нуждающееся в спасении, но как свободный творец, способный к самосовершенствованию и познанию природы. Этот гуманистический идеал, подробно рассмотренный в работе «Гуманизм и натурфилософия итальянского Возрождения», формировался в тесной связи с расцветом городской культуры, развитием искусств и критическим переосмыслением схоластического наследия. Философы, такие как Марсилио Фичино и Джованни Пико делла Мирандола, стремились синтезировать христианское откровение с идеями античных авторов, создавая универсальные системы, где разуму отводилась активная роль. Таким образом, истоки философии Возрождения кроются во взаимовлиянии нескольких факторов: кризисе средневековой схоластики, «открытии» античности через византийских учёных и арабские переводы, а также в социальных изменениях, выдвинувших на первый светскую образованность и индивидуальное творческое начало. Этот синтез заложил фундамент для последующего развития натурфилософии и гносеологических поисков Нового времени, обозначив переход от теоцентрической к антропоцентрической и впоследствии натуралистической парадигме.

Переход от теоцентрической картины мира к антропоцентрической в эпоху Возрождения сопровождался радикальным переосмыслением природы и места человека в ней. Натурфилософия, выдвинувшаяся на первый план в XV–XVI веках, стремилась преодолеть схоластическое разделение на естественное и сверхъестественное, рассматривая природу как единое, живое и одушевлённое целое. Этот подход, ярко выраженный в работах Николая Кузанского, Бернардино Телезио и Франческо Патрици, основывался на принципе единства микро- и макрокосма, где человек понимался как малая вселенная, отражающая структуру большого мира. Как отмечал Телезио, природа должна исследоваться «из неё самой», через наблюдение и чувственный опыт, что предвосхищало методологические поиски Нового времени. Важнейшим следствием натурфилософских изысканий стало развитие пантеистических концепций, отождествлявших Бога с природой или рассматривавших природу как воплощение божественного начала. В трудах Николая Кузанского идея «учёного незнания» вела к представлению о бесконечной Вселенной, где Бог есть «максимум», совпадающий с миром. Более радикальные формы пантеизма обнаруживаются у Джордано Бруно, для которого бесконечная Вселенная, населённая множеством миров, была непосредственным выражением бесконечной божественной субстанции. «Природа, – писал Бруно, – есть не что иное, как Бог в вещах». Эта позиция, снимающая жёсткую границу между творцом и творением, имела далеко идущие последствия: она подрывала традиционные теологические доктрины и открывала путь к секулярному пониманию природы как самодостаточной системы, управляемой имманентными законами. Пантеистическая натурфилософия Возрождения сыграла ключевую роль в подготовке научной революции XVII века. Утверждение единства и бесконечности Вселенной, одушевлённости материи и наличия в природе скрытых сил («симпатий» и «антипатий») создавало интеллектуальный климат, в котором стало возможным формирование новой, механистической картины мира. Однако, в отличие от последующего механистического материализма, ренессансный пантеизм сохранял органицистский и холстический характер, рассматривая природу как живой организм, пронизанный божественным духом. Этот синтез натурфилософского исследования и пантеистического мировоззрения обозначил важный этап в освобождении философской мысли от диктата теологии и заложил основы для автономного философского и научного изучения природного мира.

XVII век ознаменовал собой фундаментальный сдвиг в европейской философской мысли, который можно охарактеризовать как гносеологический поворот. Если философия Возрождения сосредотачивалась на онтологических вопросах бытия, месте человека в космосе и реабилитации природы, то философия Нового времени переносит центр тяжести на проблему познания. Этот переход от вопроса «что есть сущее?» к вопросу «как возможно достоверное знание о сущем?» стал определяющим для всей последующей интеллектуальной истории. Как отмечается в «Истории философии», именно в этот период эпистемология становится «первой философией», вытесняя метафизику с её традиционного первенства. Ключевым катализатором данного поворота послужило развитие естественных наук, особенно физики и астрономии, которые продемонстрировали эффективность математического метода в познании природы. Это породило потребность в философском обосновании нового типа знания – объективного, систематического и проверяемого. Философы Нового времени, такие как Фрэнсис Бэкон и Рене Декарт, поставили под сомнение авторитет схоластической традиции и обратились к поиску надежных оснований для науки. В работе «Новое время: философия и наука» подчеркивается, что «главной задачей становится не толкование авторитетных текстов, а разработка метода, который позволил бы разуму самостоятельно, без опоры на традицию, прийти к истине». Декарт в своих «Размышлениях о первой философии» начинает с радикального сомнения во всех ранее приобретенных убеждениях, чтобы найти несомненный фундамент – cogito ergo sum («я мыслю, следовательно, я существую»). Этот акт полагания мыслящего субъекта в качестве исходного пункта философии стал символом эпохи. Таким образом, гносеологический поворот означал не просто смену тематики, но трансформацию самого субъекта познания. На смену созерцающему мир человеку Возрождения приходит активный, конструирующий знание субъект, вооруженный методом. Вопрос о границах и возможностях человеческого разума, о соотношении чувственного опыта и рационального мышления лег в основу главной дилеммы Нового времени – противостояния эмпиризма и рационализма. Этот спор, детально проанализированный в «Истории философии», определил основные векторы развития философской мысли на столетия вперед и заложил эпистемологические основания современной науки.

Формирование рационалистической парадигмы в философии Нового времени стало прямым следствием гносеологического поворота, рассмотренного ранее. Этот интеллектуальный сдвиг был тесно связан с революцией в естествознании и требовал разработки нового, надежного метода познания, который мог бы претендовать на универсальность и достоверность, сравнимую с математической. Центральной фигурой в этом процессе стал Рене Декарт, чей труд «Рассуждение о методе» заложил фундамент классического рационализма. Декарт провозгласил разум (лат. ratio) единственным источником истинного знания, подвергнув радикальному сомнению все данные чувственного опыта. Его знаменитый принцип «cogito ergo sum» («я мыслю, следовательно, я существую») стал не только отправной точкой для построения философской системы, но и символом эпохи, утверждающей автономию и могущество человеческого рассудка. Метод радикального сомнения и последующего дедуктивного выведения знаний из ясных и отчетливых идей, по замыслу Декарта, должен был обеспечить прочное основание для всех наук. Развитие декартовских идей продолжил Бенедикт Спиноза, который в «Этике» предпринял попытку построить философское учение о Боге, природе и человеке «геометрическим способом», то есть по образцу аксиоматико-дедуктивной системы Евклида. Этот подход демонстрировал стремление рационализма к максимальной строгости и логической необходимости выводов, где истинность знания гарантируется не эмпирической проверкой, а внутренней связностью и непротиворечивостью разума. Готфрид Вильгельм Лейбниц, в свою очередь, в работах «Монадология» и «Новые опыты о человеческом разумении» развил учение о врожденных идеях и предустановленной гармонии, дополнив рационалистическую гносеологию сложной метафизической системой. Он полагал, что человеческий интеллект способен постичь фундаментальные истины о мире через анализ понятий и логических законов. Параллельно с теоретическим обоснованием рационализма шел активный процесс формирования нового научного метода, наиболее ярко воплотившегося в трудах Фрэнсиса Бэкона и Галилео Галилея. Если Бэкон в «Новом Органоне» делал акцент на индуктивном методе и экспериментальном исследовании природы, то Галилей, по сути, синтезировал математический дедуктивный подход с эмпирическим наблюдением. Его метод, описанный в «Диалоге о двух главнейших системах мира», сочетал мысленный эксперимент, математическое моделирование и физическую проверку, что стало образцом для классической механики. Таким образом, рационализм XVII века не был однородным течением; он представлял собой сложный синтез метафизических поисков достоверности и практических задач нарождающейся науки. Итогом этой эпохи стало утверждение идеала систематического, основанного на разуме знания, которое, несмотря на последующую критику, навсегда изменило интеллектуальный ландшафт Европы и заложило методологические основы современного научного мышления.

В противовес рационалистической традиции, рассмотренной ранее, в философии Нового времени формируется мощное направление, утверждающее опытное, чувственное познание в качестве единственного источника и основания достоверного знания. Этот гносеологический подход, получивший название эмпиризма, радикально пересматривает саму природу человеческого разума, рассматривая его не как вместилище врожденных идей, а как «чистую доску» (tabula rasa), материал для которой поставляют исключительно ощущения. Как отмечал Фрэнсис Бэкон в своем труде «Новый Органон», подлинная философия должна основываться на «тщательном наблюдении фактов и явлений природы», а не на умозрительных спекуляциях. Бэкон, по праву считающийся родоначальником эмпиризма и индуктивного метода, видел главную задачу в очищении разума от «идолов» — предрассудков, мешающих объективному восприятию мира. Дальнейшее развитие эмпирическая линия получила в работах Джона Локка, который в «Опыте о человеческом разумении» систематически обосновал тезис об опытном происхождении всего содержания сознания. Локк отрицал существование врожденных идей, утверждая, что все знание проистекает из двух источников: внешнего опыта (ощущения) и внутреннего опыта (рефлексии). Его последователь, Джордж Беркли, довел логику эмпиризма до крайних выводов в рамках сенсуализма — учения, отождествляющего существование вещей с их воспринимаемостью. В «Трактате о началах человеческого знания» Беркли постулировал: «Существовать — значит быть воспринимаемым» (esse est percipi), тем самым отрицая объективную реальность материальной субстанции, недоступной непосредственному чувственному опыту. Кульминацией британского эмпиризма стала философия Дэвида Юма, который в «Исследовании о человеческом познании» подверг радикальному скептицизму саму возможность достоверного знания о причинно-следственных связях и существовании внешнего мира. Юм утверждал, что вера в причинность основана не на логическом выводе, а на привычке и ассоциации идей, возникающей из повторяемости впечатлений. Таким образом, эмпиризм и сенсуализм Нового времени, пройдя путь от конструктивной программы по реформе науки у Бэкона до радикального гносеологического скепсиса у Юма, сформировали критическую альтернативу рационализму, заложив фундамент для последующих дискуссий о пределах и возможностях человеческого познания, которые стали центральными для философии последующих веков.

Социально-политическая мысль эпохи Возрождения и Нового времени формировалась в условиях радикальных трансформаций общественного устройства, становления национальных государств и переосмысления природы власти. Если гуманисты Ренессанса, такие как Никколо Макиавелли, сосредоточились на прагматике государственного управления, отделяя политику от морали, то философы XVII–XVIII веков обратились к поиску фундаментальных оснований общественного договора и естественных прав индивида. В работе «Государь» Макиавелли обосновывал необходимость сильной централизованной власти, способной обеспечить стабильность, что отражало реалии итальянских государств-городов. Его подход, часто характеризуемый как «макиавеллизм», знаменовал переход от теоцентрических концепций власти к светским и рациональным. Новое время принесло с собой систематические теории общественного устройства, основанные на принципах естественного права и рационального конструирования. Томас Гоббс в «Левиафане», анализируя «естественное состояние» как войну всех против всех, пришел к выводу о необходимости абсолютного суверенитета, которому индивиды добровольно передают свои права ради безопасности. В противоположность этому, Джон Локк в «Двух трактатах о правлении» рассматривал естественное состояние как относительно мирное, регулируемое естественным законом, а главной угрозой считал произвол власти. Его теория, обосновывающая право на сопротивление тирании и разделение властей, заложила идейный фундамент либерализма и конституционализма. Жан-Жак Руссо в трактате «Об общественном договоре» пошел дальше, связывая легитимность власти с общей волей (volonté générale) народа, что стало краеугольным камнем республиканской и демократической мысли. Эти концепции не были сугубо умозрительными; они напрямую влияли на политическую практику, подготавливая идейную почву для Английской революции, Войны за независимость США и Великой французской революции. Социально-политическая философия этого периода завершила секуляризацию политической теории, сместив фокус с божественного права монархов на права и свободы человека, суверенитет народа и рациональные принципы государственного строительства, определив основные векторы развития западной политической мысли на столетия вперед.